Я держалась неделю, но, видимо, не могу не поделиться. Текст, который хочется разобрать на цитаты. Который хорошо стилизован. И, в целом, хорош. С некоторыми “но”.
Для кого-то – это лишнее указание на языческую простоту в противовес христианской возвышенности. Для кого-то – текст про поверхностность нью-эйдж представлений о суровом скандинавском язычестве в противовес глубине христианского миропонимания. Для кого-то – просто джен, или просто стеб, или просто фанфик. Приятно, что каждому – свое. Вы наверняка, что-нибудь еще углядите.
На добрых людей, что поделились ссылкой, не ссылаюсь – вроде все было под замком. И я сохраню добрую традицию в ЖЖ.
Да. Под катом могут содержаться материалы, оскорбляющие чувства верующих. Предупреждены – значит, вооружены 😉
Название: Иудейская смоковница
Автор: fandom Loki 2013
Бета: fandom Loki 2013
Размер: мини (1316 слов)
Персонажи: Локи, Иисус, боги скандинавского и христианского пантеонов
Категория: джен
Жанр: юмор, hurt-comfort
Рейтинг: G
Краткое содержание: Первые три дня после чудесного воскресения Иисус провел в гостеприимном Асгарде…
Примечание: Кроссовер скандинавской и христианской мифологии
Для голосования: #. fandom Loki 2013 – работа “Иудейская смоковница”
Яхве еврейский скромностью на небесах отличался, ибо из смертных лишь кучка веру в него сохраняла. Тихо курировал их, помогал, иногда издевался. Мало вниманья ему асы всегда уделяли, хоть и родил он себя в виде сына из тела смертной девицы. Только однажды к воротам Асгарда приблизился путник. Был он в отрепье и ранах, терновым венцом его лоб увенчался. С недоумением асы на это взирали, но насмехаться над ним не решились — хоть слабый и жалкий, а все-таки божьего племени тоже, не смертного корня.
Скромно путник вошел в золотые чертоги, уселся на лавке: «Можно, у вас посижу, отдохну после дальней дороги?»
«Что ж, пусть сидит, разве жалко нам лавки? — подумали асы. — Поди, не сотрет он ее своим седалищем тощим».
Фригг, как хозяйка, вино поднесла незнакомцу в чаше червленого злата, что цверги искусно сковали.
Лик опустил непутевый, промолвил: «Мне б воду, я бы ее уж — в вино, не пью незнакомой закваски».
Воду простую в чаше из дерева Фрейя подносит, пнув возмущенную кошку, что шерсть поставила дыбом, обнюхавши гостя немытую пятку. Снова пришелец, главою поникнув в поклоне, жидкость пригубил, и стала вода красноватой и кислой, как дешевая винная брага. Дивились асы вкусам его немудрящим и скромным запросам. Это ли бог, смерть поправший божественной силой?
Асы пируют, медом отменным пенятся кубки и пивом веселым, только пришелец сидит нелюдимый над чистой тарелкой, а там лишь несколько зерен пшеничных.
«Что ж ты не празднуешь с нами, не веселишься? День ныне светлый, отдых от битв и работы».
Но хмуро пригубил пришлец свое кислое пойло и тихо промолвил: «Не человек для субботы…»
Асы дивятся — что за сумрачный бог народился в Мидгарде, словно не рад он себе и миру живому. Нежная Сьёвн к нему на лавку подсела, грязные кудри его гладит игривой рукой: «Что ты не весел, бог чужеземный без рода и крова, сердце твое от любви не трепещет и вино твое кисло».
Смотрит на Сьёвн пришелец в терновой короне — асинья прекрасна: кудри ее — как баранов стада ханаанских, ни в одном нет изьяна; губы ее — как кораллы и запах от них, как от яблок; очи ее — ярче звезды Вифлеемской; груди ее — как виноградные гроздья.
«О, как прекрасна ты, божество или дева. Царь Иудейский косою твоей пленился. Чистый источник ты, заповедный виноградник, запечатанный колодец, о, допусти и позволь мне его поскорей распечатать…»
«Чем ты тут занят, развратницы смертной отродье? Разве затем ты воскрес и вознесся в страданиях и славе, чтобы с бесовкой языческой блуду в пирах придаваться?»
«Папаша?» — вздрогнул пришелец, решительно Сьёвн отодвинул, а на тарелку его уже белый голубь уселся, зерна склевал и глядит круглым глазом недобро.
Видит сие Всеотец и брови хмурит сурово: гостю за трапезой славной вести себя так неподобно! «Славен Асгард радушьем и гостеприимством, но не потерпим в пиру перебранок и прочих разборок, пусть даже гостя ругает невидимый обществу папа».
Локи проворно уселся к пришельцу на лавку, шепчет ему: «Ты кислятиной, видно, упился. Можешь на пир наш высокий придти и с отцом, и с птицей своею, но пусть уж они не скандалят, наших дев оскорбляя публично. А что до Сьёвн… Ты, я смотрю, мало толка знаешь в девицах. Чистый колодец ее я самолично раз пять распечатал на этой неделе».
Грустно понурил главу чужестранник, вздохнувши украдкой: «Мне бы так с девами… Была там одна Магдалена, падшая вовсе, но прельстивая взгляду. Меня возлюбив, от греха насовсем отвратилась, ночи свои проводила в молитве и до меня даже взглядом коснуться не смела. Толку тогда, что красива и нравом была не строга, но папаша…»
«Кстати, чего он скрывает от всех и лицо, и фигуру? Если пришел к нам в чертог, так обязан хотя б показаться».
Снова вздохнул незнакомец усталый и молвил: «Отец мой безвиден».
Тут изумился спутник весенний своего побратима: «Вовсе без формы твой папа? А как же технически мог у него появиться наследник? Что-то должно же быть у него материально? Видел ли ты его в облике вещном боле иль мене?»
Гость отвечает смущенно: «Боле всего мой папаша походит на куст, что горит, но никак не сгорает, чтоб его… Я — это он, но рожденный для жертвы и муки, голубь сей белый — чистый наш дух, а Отец неизвестен, ибо он — тот, кто-говорит-из-куста».
«Экий бесстыдник, — Локи хохочет, веселость свою не скрывая, — сидя в кустах по неизвестному делу, потребно молчать, а не грозно вещать о морали».
Сунул злокозненный нос в деревянную чашу пришельца, сморщился гневно. Хитро подмигнув, Тора позвал. Подошел Громовержец, недоверчивый и любопытный, остерегаясь, что Локи опять учинит злую шутку.
«На-ка, отведай, кубок сей малый только могучий осушит».
«Это пари? — Громовержец готов к испытанью; сделал глоток, скривился, сказал: — Как в Утгарде. Только тот рог в море концом уходил, а этот, видать, в чей-то нужник».
«Видишь, — Локи речет, обнимая пришельца за плечи, — кисло вино твое, раны глубоки, в сердце не радость любви, а страдания горькая чаша; стоит ли слушать того, кто тебя из кустов наставляет? Сам он, небось, в заросли влез не случайно, не для того, чтоб из терний веночек плести — есть там и девы, и добрые яства, и вина, ведь неспроста тебя он в жертву принес. Сыном отец искупает свои прегрешения — а ты сам нагреши, не обидно чтоб было страдать».
И окружили печального гостя высокие асы, Локи в руку вложил чашу доброго меда, Тор на тарелку ему положил печеную ногу священного вепря, Фрейя на плечи ему набросила плащ переливчатой ткани, тоньше виссона. Было явился им куст, полыхающий гневно, но Скади снегом и льдом Ётунхейма его забросала. Лишь зашипело пламя, захлебнувшись хладом и влагой, знать, далеко ему было до силы огня Муспелльсхейма; а белый голубь, духом святым ободряясь, жадно клевал кусок кровавого мяса, Мунин и Хугин которым с ним поделились.
«Как называть нам тебя, чужестранный страдалец?» — Локи спросил, в кубок гостя мед подливая.
«Звать Иисусом…»
«Вот ведь… Звучит словно стон твое имя. Страдания, лишенья, жизнь отбывать как повинность, — довольно ли этого?»
«Папа сказал, что довольно. В муках погибнув, я после возрадуюсь духом».
«Я сомневаюсь, что будет безудержным это веселье. Пей, Иисус, не откладывай радость на завтра».
Три дня и три ночи пировали высокие асы, пил Иисус с ними вровень, забыв все печали. С Тором поспорил на молот, что, имея сухую рыбешку, накормит богов до отвала.
Локи же, это услышав, тотчас превратился в лосося и на тарелку Христову плюхнулся грузно, выпучил глаз и печально спросил: «Иисус, неужто станешь есть меня, душу живую? Отпусти народ мой!»
Фрейя отмыла пришельца в главной купальне, стал он румян и доволен, и на Бальдра чем-то похож.
Долго Иисус Сьёвн молил о прощеньи за грубость и трижды в покои они удалялись закреплять примиренье. Так же ходил он и к Фрейе — посмотреть на коллекцию кошек, и даже Видар молчаливый в спальню Иисуса водил, чтобы там показать свой башмак.
«Веришь, Отец говорил, что плоть — лишь грехов и печалей источник, радость лишь в том, чтобы смертную плоть умерщвлять. Врал! Врал про все, даже, вон, на свинину — и то клеветал!» — так Иисус захмелевший говорил хитроумному Локи.
«Врать про свинину — неслыханно это! Никто не дошел до такого в Девяти мирах Иггдрасиля», — Локи согласно кивал и, нежно обнявши, куда-то Иисуса увлек.
Утро четвертого дня над Асгардом зарей разливалось, бурно прощались с Иисусом высокие асы. Много даров ему дали и всяческой снеди, чтобы в дороге на небо Седьмое не знал он лишений.
«Ты заходи к нам почаще — наш друг, побратим и коллега», — так наказал ему Один, к широкой груди прижимая.
«Вместе с тобою однажды на ётунов сходим, знаю места, где они особливо мясисты», — Тор предложил, ну а Локи коварный что-то на ухо шепнул, от чего Иисус засмущался.
А в отдаленьи куст купины гневливо пылал, не сгорая.
«Папу не слушай, ему если надо — пусть сам повисит на крестах и на прочих пригодных предметах. Наш Всеотец, уж на что он могуч и смекалист, а самолично на ясене умер».
«И не жалею», — Один добавил, мудро качая главою.
«Нет, не вернется, — сказал Громовержец, когда Иисус в облачном мареве скрылся. — Слишком от папы зависит, а он, видно, тот еще жук».
«Придет, — возразил хитроумный Фенрира отец. — Может, не сразу, но через тысчонку-другую годов заскучает и в гости заглянет».
Только Мунин и Хугин молчали, тайну священно храня, что Дух святой, что в гнезде их совместном дремал безмятежно, оказался нежной голубкой.
Источник – “Фандомная битва – 2013“. Сообщество только для дайриководов, поэтому и делаю перепечать, разрешенную, согласно правилам сообщества и лично подтвержденную в комментариях.
© 2013, Татьяна (Поющий Ветер) Лапшина. Все права защищены. Распространение материалов возможно и приветствуется с указанием автора и ссылки на windchi.me. Для модификации и коммерческого использования, напишите мне – tatyana@windchi.me.
Свечи, ловцы, украшения