Чего не хватает знойному городу, так это прохладных сказок. И у меня есть одна такая. (И не одна, я думаю). Она зародилась в начале прошлого лета и до июля этого года искала форму. Нашла наконец-то. Видимо, я так оправдываюсь: обещала записать сказки, которые рассказывала на Белтайн, а их все нет. Зато эта уж слишком долго ждала своего времени.
Для интерпретаторов: в первый раз я знаю, о чем на самом деле эта сказка. Но рассказывать это, все равно что объяснять анекдоты. Так что гусары психоаналитики могут молчать не сдерживаться.
В общем, такая она, моя версия “Сна жены рыбака” Кацусики Хокусая.

Сон жены рыбака

Юдзу не помнила, как это случилось и когда, но у сердца ее поселился осьминог. Он обвил прохладными щупальцами желудочки, уложил голову на легкое позади предсердий, и, пригревшись там, уснул. С того самого момента волосы Юдзу побелели, как у старухи, а глаза научились менять цвет. Чаще всего она смотрела на мхи и травы, укрывавшие камни в ее саду у горной хижины, тогда глаза ее становились зелеными.
По утрам Юдзу собирала волосы в восемь длинных белых кос. Из них она сплетала подобие корзины, в которой покоилось ее сердце. Вечером, когда волосы ее разбегались по плечам мелкими волнами и скрывали от лишних взглядов тело, она отправлялась к морю.
В порту Юдзу была лучшей. Любовники приходили на берег моря, готовые дарить жемчуг, шелк и специи в обмен на ее холодные ласки. Она принимала дары, но не ложилась ни с кем чаще, чем однажды. Мужчины не скупились на сокровища в благодарность за единственную ночь.
Юдзу редко произносила слова днем, но ночью она шептала: «тише», «сильнее», «нежнее», «спокойно». И те, кто умел слушать, становились через этот шепот лучше. К утру на их теле появлялась черно-сизая метка. В ней не было позора. Напротив, женщины знали, что не найти лучше любовника, чем тот, чей орган отмечен чернилами осьминога. Ну а что делать с этим знанием, каждая решала сама.
Поутру Юдзу смотрела на мужчину его глазами и снова собирала волосы в косы. Молча она отправлялась в свой дом в лесу, где под замшелым камнем прятались ее сокровища: жемчужные ракушки, редкие шелка и мешочки специй. К вечеру глаза ее снова зеленели от яркой хвои и рослых папоротников. Юдзу не помнила, как это случилось и когда, но она перестала стареть в тот день, когда у сердца ее поселился осьминог.
Он хранил в груди приятную прохладу, позволяя чувствовать жар остальными частями тела. Поэтому Юдзу немного путала времена года с временем суток, а одиночество и близость со страстью. Собирала косы по весне, ухаживала за своим мшистым садом летом, осенью распускала волосы и искала пару, а любила зимою – быстротечно, чтобы согреться, и не привязываясь. Детям до 16 под кат лучше не заглядывать.

Однажды в городе на берегу моря, у подножия горы, где жила Юдзу, появился юноша. Никто не знал, откуда он пришел. Странник этот не спускался с гор, не приехал из долины. Не было корабля, на котором он приплыл. Хотя простая одежда из пеньки подсказывала, что он матрос или рыбак. Его волосы и тело пахли водорослями и морем, а походка никак не желала цепляться за надежную землю. Поэтому горожане приняли его за пьянчугу, а дети боялись: в их сказках так ходили призраки моряков, смытых за борт во время шторма.
За кружку грога и сэндвич с веджимайтом юноша был готов часами рассказывать морские байки. Еще более охотно он слушал чужие истории про сражения смелых мужчин с пучиной. Были в этих рассказах и кракены, и левиафаны, и морские черти. Корабли-призраки обгоняли гигантские черепахи-острова. Описания звезд скрывали пути к сокровищам затопленных кораблей. А песни сирен на память рвали в клочья сердца.
За беседой редко кто замечал, что юноша не называл своего имени: то ли скрывал, то ли не помнил. И уж вовсе никто не мог заметить, что с первого глотка грог в кружке юноши становился соленым, как море. Впрочем, это всегда можно было списать на сэндвич, который тот крошил в кружку, как рыбий корм.
Так бывает, что повседневные чудеса люди вспоминают в последнюю очередь. Поэтому месяц прошел, прежде чем юноша узнал о метке осьминога и женщине по имени Юдзу. Живое чудо много интереснее затершихся в рассказах, особенно, когда у тебя нет лодки, чтобы отправиться в море. Юноша решил во что бы то ни стало увидать Юдзу и провести с нею ночь. Но не было у него ни жемчужных раковин, ни шелков, ни пряностей. Только морской ветер в волосах и полная голова историй.
– Я не могу полюбить тебя, – сказал он, присев рядом с нею на берегу. – У меня ничего нет.
Он завороженно смотрел на ее белые волосы и алые, будто закатное пламя, глаза. Юноша ждал ответа, а Юдзу молчала.
– Я не могу полюбить тебя, раз у меня ничего нет. И мне не увидеть, как ты сплетаешь косы под утро. Позволь хотя бы расчесать твои волосы и рассказать историю.
Юдзу молчала, а юноша перебирал ее волосы и рассказывал историю. В этой истории сын императора Океана влюбился в земную девушку, спавшую на берегу моря в ожидании жениха. Императорский сын пел любовную песню до утра, но возлюбленная его слышала лишь угрожающий гул морской бездны. Сердце ее сжималось от ужаса за возлюбленного, а веки подрагивали. Плеск причалившей лодки разбудил девушку. Лодка была полна рыбой в достаточной мере, чтобы накрыть свадебный стол. Несмотря на щедрость дара императорского сына, он остался ни с чем. Земле – земное, морю – морское.
Поутру глаза Юдзу были цвета луны. Ее пальцы окоченели от холода настолько, что было сложно заплести косы. Но в этом не было нужды. Ее спутник все сделал сам и ушел в город, оставив Юдзу с жаром в животе и на губах.

Весь день юноша думал о прядях волос, похожих на шелк. Белых и холодных, как лунный свет. И, будем честны, он мечтал теле, которое скрывалось под ними. Но у юноши по-прежнему не было ничего, что можно было бы отдать в дар за любовь Юдзу. Он стал печален. Кружка грога стыла в его ладонях при мыслях о метке осьминога на чужих телах. А истории стали медлительными и вызывали слезы даже у портовых шлюх.
Через несколько дней он снова отправился на берег, где Юдзу грелась на остывающем песке в закатном солнце.
– Я не могу полюбить тебя – у меня ничего нет, – сказал он. – И мне не обжечь тебя своим семенем. Позволь хотя бы обнять тебя и рассказать историю.
Юдзу молчала. Юноша неловко обнял ее и начал свой рассказ, любуясь убывающей луной. В этой истории сын императора Океана не оставлял попыток добиться своей возлюбленной. Он пел ей любовные песни до утра. И волны его любви приносили на берег раковины, полные жемчужин. Но возлюбленная императорского сына не понимала языка морских даров. Она не слышала, как шуршат моллюски по песку. Зато проснулась она от треска вскрываемых раковин. Жених ее ловко орудовал ножом с рукоятью в форме морского конька – ее первым подарком. Когда-то нож этот принадлежал ее деду-ныряльщику за кораллами и жемчужницами. Собранных жемчужин было достаточно, чтобы украсить свадебный наряд. Но, не смотря на щедрость дара, императорский сын снова остался ни с чем. Земле – земное, морю – морское.
Поутру глаза Юдзу снова были цвета луны. Пальцы ее ловко сплетали косы и собирали их корзиной-осьминожкой. Кончики прядей, укутывавших ночью ее бедра, стали черно-синими, от чернил осьминога. Теперь они торчали хвостиками из прически, будто бы выдавая жар, подбирающийся к груди.
Юноша наблюдал за нею, затаив дыхание, да так сильно, что чуть было не разучился дышать. Так глубоко он нырнул в свою душу, что легкие и голову его будто разрывало внезапной кессонной болезнью.

Юноша стал еще грустнее после той ночи. Грог больше не согревал его, а вкус сэндвича напоминал о слезах отчаяния. Его истории в тот вечер были жестоки. В них пираты убивали моряков и грабили колонии, а кракен поглощал пиратские суда. Сундуки Деви Джонса лопались от свежей начинки. А сирены пожирали сердца верных мужей осиротевших жен.
В тот вечер кто-то спросил у юноши: «Как твое имя?». «Тако Странник», – ответил он и вместе с именем вспомнил свой долгий путь вдоль побережья. Он вспомнил как среди городов и историй что-то искал, но не мог припомнить что. И от беспамятства этого юноша чувствовал пустоту в сердце, будто важной части себя Тако давно уже не хватало.
На закате Тако было снова поешл на берег, но Юдзу была занята очередным охотником за чернилами осьминога. Юноша бродил среди камней, едва освещенных луной, забираясь все глубже и выше в лес. Он вспоминал продолжение истории, у которой было бессчётное количество вариаций. Он уже и не помнил, какую услышал первой и какая ему больше по душе.
Была среди них и та, в которой императорский сын явился к возлюбленной в образе ее молодого мужа в ночь после свадьбы, когда рыбак отправился в море за новым уловом и, залюбовавшись лунной дорожкой, оступился и утонул. Душа рыбака отправилась в чертоги императора Океана, а тело досталось императорскому сыну.
Молодая жена проснулась в объятьях остывшего тела. В ужасе и отчаянии она хотела вырезать свое сердце и то ли выбросить в море, то ли вложить в грудь погибшего мужа. Но нож с рукоятью в форме морского конька затупился о створки жемчужных раковин. И сердце ее продолжало биться, несмотря на душевную боль и глубокую рану.
Тако не хотел рассказывать эту историю Юдзу. Ему хотелось, чтобы у истории был совсем другой финал. И, будем честны, Тако хотел обнять Юдзу и не отпускать до самого утра. Он хотел любить ее и, чтобы она любила его так же сильно, как верная девушка из истории любила своего мужа-рыбака.
С этими мыслями он бродил по лесу, пока не оказался перед хижиной. Она была так надежно укрыта листвой и стволами деревьев, что возникла перед Тако из ниоткуда. Он отодвинул скрипучую дверь и ждал, пока глаза привыкнут к темноте. Небольшой очаг посреди хижины, несколько камней, служащих подпорками для лавок-досок, одеяло на полу в углу – вот и все убранство. Не разводя огня, юноша опустился на лавку и тут же уснул. Во сне ему снились танцующие осьминоги, оборачивающиеся цветущим папоротником, и сундуки, полные жемчужин и кораллов, достойных ночи любви с Юдзу.

К полудню Юдзу добралась до дома. Она успела собрать кореньев для похлебки, щедро приправленной солью. Корешки посыпались из рук и запрыгали по выложенной мелким камнем дорожке, когда она вздернула руки от страха. Листья папоротников ее сада были где-то примяты, а где-то вовсе сломаны. Ботва печально тянулась вдоль тропинки, будто умоляя хозяйку о помощи.
Юдзу вошла в дом и увидела на лавке спящего мужчину. И до этого бывали те, кто приходил за сокровищами, спрятанными под замшелым камнем. Но никто из них не решался спать в ее доме. И мало, кто знал, что среди даров моря и странствий, среди шелков и специй покоился иступившийся от времени нож. Именно им Юдзу защищала свое богатство. Она крепко сжала рукоять в виде морского конька и наклонилась над мужчиной, чтобы нанести единственный удар по горлу, но замерла.
Струя крови ударила в потолок. Брызги разлетались во все стороны, окрашивая волосы и взгляд Юдзу ярко-алым. Капли крови на губах, соленые и текучие, как похлебка из корней бамбука. Видение на секунду промелькнуло в ее, голове. Но она все еще стояла с ножом в руках над лавкой и разглядывала с любопытством лицо незваного гостя.
Мужчина показался ей знаком и симпатичен. Она прислушалась к аромату соленых водорослей, моря и одиночества от его одежды. Тень Юдзу и распустившихся от волнения кос была похожа на осьминога, тянущегося к вороту рубахи, чтобы задушить спящего. Ей это не понравилось. Она устыдилась первого порыва страха, вышла во двор и вернула нож в тайник. Чтобы мужчина не причинил еще большего урона, она вложила ему в ладонь нитку жемчуга и мешочек шафрана. Тихонько Юдзу развела огонь для похлебки и отправилась в лес за новыми корешками.

Осьминог-папоротник крался по ботинку Тако, пока тот был порализован ужасом. Ему хотелось кричать, когда щупальца миновали грудь. Ему хотелось исчезнуть, когда тяжелое тело расположилось промеж его сосков и с клокочущим звуком устремилось к горлу. Тело осьминога обволокло его рот, яд с прищепок лился в глаза, а соленая вод – обжигала слизистую носа. Он хотел вдохнуть, но не мог.
Тако проснулся от сухости во рту и нестерпимой жажды. Вокруг царил полумрак. Пахло землей, плодами и шафраном. Остывающий очаг едва-едва освещал комнату. Было невозможно понять, утро, день или ночь снаружи. Под лавкой был рассыпан жемчуг и специи. При мысли о таком богатстве юноша взбодрился и принялся собирать находку в тут же найденный кошель.
На огне Тако нашел ярко-зеленый бульон. Залпом проглотил обжигающий напиток: «По вкусу как море», – промелькнула мысль в его голове. Юноша стал счастлив. Он шел навстречу солнцу, тонущему в море. Его истории в этот вечер были особенно веселы и полны аллегорий. В них заблудшие корабли находили свои гавани, а моряки возвращались к женами, избежав соблазнов сирен. Грог в его кружке больше не отдавал солью, а сэндвич так и остался не съеден – Тако съедал совсем другой голод.
Тако вышел на воздух, когда в небе появился тонкий серп луны. Он шел вдоль берега и прислушивался к темноте и мечтательным вздохам моря. Он и боялся и хотел услышать в темноте сбивчивый шепот: «тише», «сильнее», «нежнее», «спокойно». Тогда он мог бы вернуться к грогу и откладывать час встречи, сберегая на груди кошель с жемчугом и специями.
Юдзу была не берегу одна. Она сидела на высоком камне и смотрела в море. Докуда хватало взгляда – не было границы между водой и звездным небом. Будто все смешалось и стало одним. На мгновение Торо показалась, что кожа Юдзу и ее волосы светятся, как моллюски в соленом море или звезды в бескрайнем небе. Тогда он положил кошель у камня и сказал:
– Теперь я могу полюбить тебя – у меня есть кошель с жемчугом и шафраном. Но прежде, я хочу закончить свою историю.
Юноша лег рядом с нею и, перебирая белые пряди, продолжил рассказ. В этой истории жена рыбака не дождалась мужа из моря. Она выходила на берег каждый вечер и молила Императора Океана вернуть ей мужа. А императорский сын слушал ее и плакал, сжимая в руках душу погибшего мужчины. Он так проникся горем возлюбленной, что многое готов был дать за то, чтобы рыбак ее не ходил больше в море, а своей любовью согревал ее тело. Чтобы только она не плакала ночью на берегу, а он не задыхался и не захлебывался своей любовной песнью. Но рыбаку было мало жемчужин ее платья, ему мало было щедрого стола, накрытого на свадьбу, и щедрого приданого. И он растворился в лунной дорожке, как многие до него.
Однажды возлюбленная императорского сына пришла на берег с тем самым ножом, что с треском извлекал жемчужины для ее свадебного наряда. «Возьми мое сердце, но верни моего мужа!» – прокричала девушка морю и вонзила нож между ребер. Горячая кровь потекла на камни и смешалась с морской пеной, позвала к себе замерзшую и соскучившуюся по теплу душу рыбака. Вырвалась душа из рук императорского сына, вошла в его тело и вынесла его на берег, попрощаться с женой любовными ласками.
И чем дольше прощалась душа рыбака с женою, чем дольше любило тело императорского сына тело жены рыбака, тем меньше оставалось сил в женском сердце и больше крови уносили волны в море. То ли тоска, то ли смерть подступили ко всем троим на берегу. «Не бывать этому, ты будешь жить вечно!» – сказал влюбленный сын Императора Океана. Часть своей души впустил поцелуем в рану, а та обратилась осьминогом. Осьминог обвил щупальцами едва трепещущие желудочки сердца, уложил голову поудобнее на застывающие легкие, плюнул чернилами в глаза тоске и смерти, и заснул в груди жены рыбака.
Закончив свой рассказ, Тако замолчал. То ли потому, что сам удивился ранее не слышанному финалу. То ли потому что последние несколько слов шепот Юдзу повторял его слова. Она потянула руку к завязкам на его рубахе. На безволосой по молодости груди между отвердевшими сосками она нащупала округлые шрамы – следы присосок. И если бы эта ночь случилась чуть раньше или позже, она смогла бы разглядеть в свете луны следы чернил, которыми осьминог в первый раз отгонял тоску и смерть.
Тако протянул руку к ее груди, где, укрытый седыми прядями, скрывался шрам от удара ножа с рукоятью в форме морского конька. Пальцы его едва слышали стук ее сердца, отозвавшийся болью в его душе, лишенной такой важной части. И Юдзу почувствовала в тот же миг, как что-то живое шевельнулось в груди и толкнуло ее в объятия Тако.
Юдзу была молчалива в любви той ночью. Ведь не найти лучше любовника, чем тот, чье тело отмечено чернилами осьминога. А шепот моря скрыл от чужих ушей то, что было не облечь в слова.

Поутру Юдзу проснулась на берегу. Глаза ее были цвета ночи с серебристыми бликами звезд. В темных волосах запутались песок и водоросли. Сердце болело и хотелось плакать, а в воспоминаниях застрял причудливый сон про голос покойного мужа и осьминога, чьи щупальца нежнее любых рук, что когда-либо ее касались.
Юдзу соорудила себе одеяние из обрывков парусов и заброшенных рыбацких сетей, найденных на берегу, и побрела в горы. По пути она встречала не знакомых ей прежде людей в причудливых одеждах. Те удивлялись ей, а кто-то приветливо махал рукой.
Юдзу не помнила, как это случилось и когда, но под сердцем ее поселился малыш. Она смутно представляла себе, что случилось после того, как нож вошел между ребер. 300 лет пронеслись как бесконечный сон, бестревожный и полный наслаждений. Она не помнила глаз своих мужчин, но догадывалась, что сказка про леди-осьминога, отмечающую лучших любовников чернилами, как-то связана с трехстами годами, прошедшими с момента смерти ее мужа.
Вспоминать мужа ей было горько и солено. Думать о мужчине с волосами, полными морского ветра, и головой, набитой до отказа странными историями, – сладко и солено. Иногда от этих мыслей печаль и тоска подступали к ней. Но в тот же миг в листьях папоротников, беспардонно занявших ее сад, Юдзу чудились свернувшиеся щупальца осьминога. Тогда ей становилось почему-то радостно и неловко от своей печали. Ее слезы смешивались с соленой водой моря, а с этим в общем-то можно было жить, растить ребенка и начинать что-нибудь новое.
Земле – земное, морю – морское.

Еще эта сказка есть на lib.ru, где ее можно оценить. А если кликнуть по зеленой картинке вверху поста, можно скачать красивые обои с тентаклем.

© 2014, Татьяна (Поющий Ветер) Лапшина. Все права защищены. Распространение материалов возможно и приветствуется с указанием автора и ссылки на windchi.me. Для модификации и коммерческого использования, напишите мне – tatyana@windchi.me.